Что смерть есть смерть — понимает каждый,И все перед ней равны…Так вот, довелось мне в жизни однаждыИзведать холод стены.
Шагал я по жизни довольно просто,А смерть считала следы.В ночном бою у Черного мостаСкрутили меня «дрозды».
Ласкали меня в четыре прикладаНа смерть, не на живот.Потом повели за ограду садаИ стали пускать в расход.
Шел август. Все в звездах синело небо.Шуршали в листьях плоды.У края жизни подумал: Мне быХоть каплю одну воды».
И вспомнил ручей, студеный, чистый,Все в галечнике берега.И вспомнил: вступая в смерть, коммунистыНе смеют просить врага.
И сдвинул буденовку до затылка.О мелочах ли тужить?Стою во фронт, а каждая жилкаДрожит и просится жить.
Ночная птица с дуба слетела,Задрожал за оградой конь.В мое большое, жадное телоВ шесть вспышек вошел огонь. |
Сдавило грудь. Опалило брови.Ударило по плечу.Глотаю соленую горечь кровиИ чувствую, что лечу.
Лечу в облака, в беспокойных звездах,Теряя над телом власть.Лечу, разрывая пальцами воздух,И все не могу упасть.
Несет меня страшная эта слаСквозь синий дым полуснаКуда-то вверх, где мир обступилаНетронутая тишина.
В такой тишине не шелохнет волос,Не смеют донуть ветра.Лечу и слышу ласковый голос: «Проснись, мой сынок, пока!»
Пора… И почувствовал под рукамиГустую, в росе, траву,Дыханье ветра, холодный каменьИ понял, что я живу.
С рассветом меня нашли часовыеВ овраге у шалаша.Я в эту смертную полночь впервыеУзнал, как жизнь хороша.
1934
|
